РОССИЙСКИЙ КРИЗИС


содержание

ШЕСТАЯ МОНАРХИЯ

"После тебя восстанет другое царство, ниже твоего, и еще третье царство, медное, которое будет владычествовать над всею землею.

А четвертое царство будет крепко как железо (...).

И во дни тех царств Бог небесный воздвигнет царство, которое во веки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; ..."

Так пророк Даниил объяснил сон царя Навуходоносора (Дан. 2: 39 - 40, 44). Согласно стандартному истолкованию здесь подразумеваются: вавилонская монархия Навуходоносора, персидская монархия, македонская и римская. Пятая же монархия, по иудаистскому толкованию - грядущее царство Мессии, а согласно одной старой христианской традиции - царство Иисуса Христа.

На Западе иногда говорят, что там теперь вcе эти пять монархий сменила шестая - господство прессы. Поэтому прессу и вообще средства массовой информации называют шестой монархией.[По другой версии этот термин принадлежит Наполеону, сказавшему, что кроме пяти великих держав, есть шестая-пресса]

Но если на Западе средства информации действительно властвуют, как Навуходоносор, над "сынами человеческими, зверями земными и птицами небесными", то у нас-то, до самого последнего времени, они были полностью подчинены всевластному аппарату, журналисты и редакторы назначались как чиновники и ответственны были лишь перед начальством, ради которого собственно и писали.

Однако, за последние несколько лет все кардинально изменилось, роль средств информации стала совершенно иной, даже и противоположной прежней. Что же ими двигает теперь, каков механизм их функционирования?

Никто, следящий за нашей прессой, радио, телевидением, я думаю, не разделяет идеалистического взгляда, что они просто "изображают что есть" или "плюралистически отражают все мнения". Из одного единственного номера газеты можно узнать как телевидение отказало в выступлении кандидату в депутаты "чтобы не обижать других кандидатов", но передало выступление его соперника; как "Литературная газета" отказалась напечатать программу кандидата-писательницы: один пункт программы газету не устраивал. И если Ленинградская "Смена" опубликовала интервью, где участников VI пленума Союза Писателей РСФСР называют "подонками", то можно быть уверенным, что об организации "Апрель" она отзывается с величайшим уважением.

Легко заметить, что подавляющее большинство наших средств информации выражает один и тот же комплекс взглядов, чем-то тесно связанных. По широко разбросанным вопросам: нужно ли изымать доходы теневой экономики? продавать ли свободно землю? и т.д. и т.д., вплоть до отношения к сексу в кино или до оценки стихов Бродского - можно услышать, как правило, очень похожие мнения с небольшим разбросом. И никто не может объяснить: как и кем решается, что именно этот комплекс идей внушается народу, причем на средства народа? Нельзя ведь всерьез поверить, что дело здесь решает "честная конкуренция", тираж. Надо сначала получить ставки, типографию, бумагу, только тогда возникает тираж - не наоборот! В телевидении это еще яснее. Вопрос о направлении, которого придерживаются средства информации, не решается ни голосованием, ни каким-то органом, который можно было бы критиковать. Ни даже органом, который запрещено критиковать (как было когда-то). Даже это было бы понятно, хотя и неприятно. У нас же все решается внутри какого-то слоя "информаторов" - специалистов по работе со средствами информации - который не только не несет никакой моральной ответственности, но даже не может быть точно очерчен. Теперь, когда пролилось столько крови в Закавказье и в Средней Азии, уже и не вспомнишь: кто морально отвечает за разжигание духа сепаратизма, за внушение штампов "мигранта", "оккупанта", "диктата центра"? Ищи концов этих безликих агитаторов!

Все чувствуют, какая это колоссальная сила - средства информации. Особенно - телевидение. Оно охватывает людей любого уровня - даже грамотность не нужна. И показывает, как будто, "саму жизнь". Прямо в квартиру приходит собеседник, но собеседник какой-то особый: ему не возразишь, не задашь вопроса. В книге можно хоть перечесть предшествующую страницу - здесь не проверишь, что он говорил неделю назад. Здесь возможен диалог - но особый, на экране: будут задаваться лишь вопросы, санкционированные редактором. А детская передача образами, ритмами песенок с малолетства приучает к определенному стилю жизни. По-существу телевидение создает искусственный мир, который люди принимают за наш, настоящий.

Представим себе, что существовала бы практика впаивать человеку электроды в череп и, раздражая определенные участки мозга, влиять на его поведение. Как все сплотились бы в требованиях скрупулезного, ответственного контроля такой практики! А ведь влияние средств массовой информации не меньше. И у нас уже социальный слой, связанный с ними, болезненно и агрессивно реагирует на любые попытки общественности их контролировать. (Пример - реакция на попытку Союза Писателей РСФСР влиять на отбор редакторов газет и журналов - органов этого Союза). "Желание поставить под контроль средства информации" и "отказ поставить под контроль общественности КГБ " (или армию) - в устах одних и тех же людей звучит как одинаково тяжкое обвинение. А ведь ситуации родственные! Мы, видимо, только-только столкнулись с важнейшей для нашего общества проблемой. Недаром в народе говорят: "в чьих руках ящик (теле-), у того власть".

Но в чьих же он руках? Для того, чтобы в этом разобраться, нужны были бы детальные социологические исследования, анализ функционирования средств массовой информации в новых условиях. Такие исследования мне не известны и я подозреваю, что их и нет (во всяком случае, опубликованных). Но вот что здесь может помочь. Проблема эта не специфически наша: мы лишь попали за последние годы в положение, в котором Запад находится в течении многих десятилетий. И там-то есть интересные социологические исследования, накоплен большой запас фактов. Пользуясь ими, можно, по аналогии, несколько прояснить нашу ситуацию. Этим приемом я хочу воспользоваться. Дальше будут рассмотрены две модели, два примера функционирования средств массовой информации.

Модель первая: средства информации США в конце 60-х - первой половине 70-х г.г.

На парадоксальную роль западных средств информации обратили внимание давно. Вся политическая система основана там, казалось бы, на пристальном контроле общественностью всех сторон жизни. Свои решения общественность принимает на основе тех фактов и идей, которые ей сообщают средства информации, а вот эта основная направляющая сила никак не контролируется: ни выборами, ни ответственностью перед общественными организациями. Иногда говорят, что это просто "свободный рынок информации". Но ведь "свободного рынка лекарств" не существует - их производство и продажа строго регулируется. Дин Раск, государственный секретарь в администрации президентов Кеннеди и Джонсона, говорил: "Американский народ не имеет голоса в том, кто становится издателями, редакторами, обозревателями".

Как сказал один западный социолог, средства массовой информации внушают человеку, кто он - дают ему индивидуальность; чего он хочет - дают цель; что для этого надо делать - указывают пути успеха и дают почувствовать, что он имеет успех - доставляют вознаграждение. Если сравнить современное общество с организмом, то средства информации играют роль нервной системы: они передают сигналы от органов чувств, интегрируют их в "центральной нервной системе" и передают потом другие сигналы, заставляющие отдельные "клетки" - человеческие индивидуумы - действовать "целенаправленно", т.е. согласованно в направлении выполнения определенной программы. Но как и кем вырабатывается эта программа? - остается для нас тайной.

На Западе иногда средства информации называют "четвертой властью". Имеется в виду аналогия с концепцией (Локка, Монтескье) "разделения властей" на три независимые власти: законодательную, исполнительную и судебную. Но эта аналогия только подчеркивает уникальное и парадоксальное положение средств массовой информации: законодательная власть контролируется через выборы, исполнительная - назначением или ответственностью перед парламентом, судебная - одним из этих двух механизмов, а средства информации - никак. Обращаясь к ним, Дин Раск говорил: "В нашей конституционной системе не может быть места "четвертой власти", не опирающейся на демократическую основу". "Вы лишь обращаетесь к народу, а не говорите от его имени".

Яркий анализ западных средств массовой информации содержится в книге Эдит Эфрон "Извратители новостей" [Edith Efron. The News Twisters, Los Angeles, 1971]. Анализ проведен на примере американского телевидения в критический период истории США: волнения студентов и черных, вьетнамская война в конце 60-х г.г. Автор, в частности, проанализировал за двухмесячный период в 1968 г. наиболее популярные передачи трех основных американских телевизионных компаний: Эй-Би-Си, Си-Би-Эс и Эн-Би-Эс. Это было время предвыборной президентской кампании Хемфри - Никсон. Надо иметь в виду, что Хемфри имел репутацию "левого", а Никсон - "правого" (он подчеркивал свою консервативность, стоял за увеличение военной помощи Южному Вьетнаму, способствовал разоблачению А.Хисса, ближайшего советника Ф.Рузвельта, оказавшегося советским тайным агентом). По подсчетам Э.Эфрон, за исследуемый период число произнесенных слов за Никсона было в 10 раз меньше, чем слов против него, и в 2 раза меньше, чем слов за Хемфри. Число слов за американскую политику во Вьетнаме было примерно в 2 раза меньше, чем число слов против нее. Число слов в поддержку насильственных действий черных было более чем в два раза больше, чем число слов против. Высказываний против насильственных действий белых радикалов фактически не было. Так же пристрастно было освещение программ, обликов, поведения кандидатов. Президентом же был избран Никсон: т.е. мнение большинства населения оказалось прямо противоположным взглядам средств информации, несмотря даже на оказываемое ими давление. Это показывает, что средства информации не просто отражают точку зрения большинства населения, навязывают ему свои взгляды ("играют воспитательную роль", как говорилось у нас еще недавно.)

В книге Брюса Гершензона "Боги антенны" [Bruce Hershenson "The Gods of Antenna",New Rochelle, 1976] показана такая же необъективность в освещении вьетнамской войны. Он пишет, например, что в 1972 -73 г.г. в передачах одной из крупнейших американских телекомпаний Си-Би-Эс, было 13% положительных и 61% отрицательных отзывов об американской политике во Вьетнаме. 83% сообщений из Южного Вьетнама были критическими по отношению к правительству этой страны, а 57% сообщений из Северного Вьетнама - благоприятны его правительству. Сообщения часто давались в формулировках радио Северного Вьетнама. Средства информации подняли яростную кампанию против американских бомбардировок Северного Вьетнама: говорили, что "Никсон обезумел", "ведет себя, как сумасшедший тиран", "США вернулись к массовым убийствам". Корреспонденты телевидения вели передачи прямо из Северного Вьетнама, показывая почти исключительно невоенные разбомбленные объекты. Они интервьюировали американских военнопленных, передавали их протесты против "позорной войны", "позорных бомбежек мирного населения", рассказы о том, как с ними хорошо обращаются в плену. Администрация Никсона пыталась противостоять средствам информации. В 1962 г. вице-президент Агню произнес речь, в которой обвинил их в необъективности, манипулировании общественным мнением. Он сказал: "Люди в Америке не должны терпеть такой концентрации власти. Надо поставить под вопрос правомерность этой концентрации власти в руках узкого привилегированного слоя, никак не избранного и обладающего монополией, признаваемой правительством". Он высказал убеждение, что администрацию Никсона поддерживает "молчаливое большинство".

Реакция средств информации была взрывообразной. Мало того, что, как и следовало ожидать, Агню обвинили в нападении на свободу слова и основы американской конституции. В его речи увидели "начало нашего конца, как нации". Его назвали "фашистом" и обвинили в "репрессивных намерениях", в "расизме". Но случилось неожиданное: посыпались письма и телефонные звонки, в подавляющем большинстве - поддерживавшие Агню! То же показали опросы общественного мнения. Э.Эфрон считает, что Агню поддержали все мыслящие консервативно, большинство республиканцев и треть демократов. Но это не заставило представителей средств информации сложить оружие. Наоборот, стало появляться все больше статей и передач, в которых средние американцы обвинялись в "агрессивности", в том, что это "расисты из среднего класса". Наконец, появилось и последнее оружие: "явный антисемитизм" ("Тайм") "злоба... упоминание принадлежащих евреям или контролируемых ими средств информации" (Президент американского общества издателей газет, Исаакс), "антисемитизм", "расизм" и "антикоммунизм" - все вместе (Рестон, "Нью Йорк Таймс"). На Агню пошла атака со всех сторон. Он был обвинен в нарушении законов о финансировании избирательной кампании и был вынужден уйти в отставку. Как уверяет Гершензон, Агню не совершил ничего, выходящего за рамки принятого в политической жизни США (например, Голдуотер позже в теле-интервью открыто заявил, что совершал подобные же действия).

Но на этом драма не кончилась. Отчасти под давлением средств информации, Никсон заключил мирное соглашение с Северным Вьетнамом. Оно, в частности, предусматривало возвращение американских военнопленных. Вернувшись, они начали рассказывать нечто совсем отличное от того, что говорили американским теле-интервьюерам, когда были в плену: что по их мнению только американские бомбардировки Северного Вьетнама обеспечили их возвращение; о том, какими способами добывались тогда их заявления. К тому же хлынул поток беженцев из Вьетнама. Слой влиятельных деятелей средств массовой информации явно оказался в трудном положении. Тут то и возникло спасительное "Вотергейтское дело".

Никсон, несомненно, был виновен в нарушении ряда принципов, провозглашенных в американской политической жизни. Но Гершензон, например, уверяет, что он не вышел за рамки считавшегося практически допустимым. В книге Гершензона приведен ряд аналогичных поступков или слухов о них, не вызвавших никакого интереса, расследования, осуждения (подслушивание Голдуотера, Мартина Лютера Кинга и Агню в период президентства Джонсона; слухи о подтасовке результатов выборов в штате Иллинойс в пользу Кеннеди, когда он стал президентом, имея ничтожное преимущество над Никсоном и т.д.). Да ведь в последнее время мы видели, как президент Рейган был уличен в нарушении принципов, не меньшем, чем Никсон ("Ирангейт") - даже без существенного ущерба для своей репутации. Видимо, Никсон не захотел усвоить урок, преподанный ему отставкей Агню. Да и его основное утверждение: его-де поддерживает "молчаливое большинство" - было вызовом средствам информации. Это было еретическое утверждение, оспаривающее их основной догмат: что они говорят от имени народа, являясь поэтому - не четвертой, а - абсолютной властью.

Под угрозой "импичмента" Никсон должен был уйти в отставку, хотя он совсем недавно был переизбран со значительным перевесом над своим противником. И весь этот переворот, включавший и капитуляцию США во вьетнамской войне, был осуществлен, в основном, средствами массовой информации.

Ситуация, иллюстрируемая приведенными фактами, так и ложится ярким примером к концепции "Малого народа", предложенной мною ранее ("Русофобия". "Наш Современник" ь6, 1989). [Страница 86 этого тома] Как и во всех других исторических прецедентах, "Малый народ" противопоставляет себя остальной нации - "Большому народу". Деятелей средств информации обвиняли (Агню и другие) в высокомерном третировании всего остального населния, в том, что они ощущают себя элитой. Агню назвал это "северо-западным интеллектуально - университетски - журналистским комплексом" (имеются в виду выпускники фешенебельных университетов на северо-западе США).

Один обозреватель воскликнул:"Мы, по-видимому, много знаем о черном меньшинстве. Надо изучать белое большинство. Это мы не делали. Мы даже не заметили, что оно есть!" Другой говорил: "Журналисты гордятся тем, что средний класс враждебен им. Они гордятся тем, что у них нет контактов со средним классом". Сами они называли себя "либеральными интеллектуалами".

Журнал "Уол Стрит Джорнел" (консервативного направления) писал: "В нашем народе появился класс людей, которые считают себя единственно компетентными ("думающие люди") и любят пренебрежительно третировать обычных американцев с величайшим презрением". Эти обычные американцы и составляют "Большой народ", другие термины, применявшиеся для его обозначения "белый средний класс", "белая Америка". Э.Эфрон пишет: по тому, как эта гибкая концепция применяется в телевизионных передачах, совершенно ясно, что онасимволизирует Америку - молчаливо исключая либералов, левых и черных.

Но стоило "Большому народу" проявить непокорность по отношению к средствам массовой информации, как появились другие эпитеты: "белая расистская Америка", "расистские (или нео-нацистские) тупицы". Пошли в ход обвинения в "маккартизме", "репрессивности", "фашизме". "Большой народ" обвинялся в том, что он неинтеллигентен, состоит из расистов, ненавидящих черных и молодежь, враждебен интеллектуальным ценностям, умственно ограничен. Ему приписывалась врожденная агрессивность. Э.Эфрон говорит, что среди проанализированных ею программ телевидения встретилось только одно выступление, благожелательное к "белому среднему классу" - а именно, Никсона. Она пишет: "Модный стереотип "подонка-фашиста" глубоко укоренился в телевидении, а потом был использован "либеральными интеллектуалами" и "сторонниками реформ" как средство для интерпретации возмущенных откликов на стиль их передач". "В получаемой ими почте они открывали тот самый тип "безмозглого фашиста", который мы видим в передачах о "белом большинстве из среднего класса", "белой Америке" и "американской публике".

То есть, когда "Большой народ" пытался высказать свое мнение, то "Малый народ" и направляемые им средства массовой информации не только не спешили объективно донести это мнение до слушателей и читателей, но решительно подавляли его. Причем, далеко не только "воспитательными" средствами. Большинство телепередач того времени оправдывало и популяризировало акты насилия во время кампании протестов черных и молодежи. В проанализированных Э.Эфрон передачах о насильственных действиях, совершенных черными, говорилось, что это не их вина и не должно рассматриваться как преступление. Акты насилия, совершенные левыми по отношению к личностям, собственности или американским учреждениям, санкционировались на основании того, что они были направлены на социальную несправедливость и войну. В телепередачах умалчивались или затушевывались слишком тоталитарные, недемократические высказывания радикалов, что вызывало даже их протесты. Точку зрения анализируемых ею телепередач Эфрон резюмирует так: "Насилие, совершенное левыми или черными по отношению к Америке и большинству граждан, морально оправдано, т.к. направлено на социальное зло. Благородные цели оправдывают террористические средства".

В цитированных выше книгах приводится анализ тех приемов, которыми пользуются западные средства информации. Часть из них нам давно известна из нашего опыта: элементарная недобросовестность; умалчивание неприятных фактов; дискредитация противников любыми средствами; двойной стандарт в освещении "своих" и "чужих". Более тонкие приемы: наводящие вопросы в интервью, практически предопределяющие ответ; ссылки на неизвестные источники - "говорят", "здесь считают"; утверждение о том, что испытывала толпа или человек, с которым репортер не был в контакте и т.д.

Широкий спектр таких приемов приводит Гершензон при описании того, как освещалось "Вотергейтское дело". Если Никсон жил в Белом Доме, то говорили, что он боится встречи с народом, а если уезжал в какой-то штат - что он чувствует себя явно неуютно. По поводу любой его речи замечали, что он "ничего не сказал о Вотергейтском деле", чему бы ни была речь посвящена. Телеэкран фиксировал любые нервные жесты, которые были характерны для Никсона, когда он уставал - создавался образ неуверенного в себе, чувствующего свою вину человека. Наконец, когда бы ни заходила речь о Никсоне, на экране появлялась заставка, изображающая отель "Вотергейт". Зритель буквально гипнотизировался и виновность Никсона (даже не важно, в чем именно) становилась ему очевидной и без особенных доказательств.

Вот еще один важный и широко применяемый прием, описанный Гершензоном. По аналогии с тем, как в "Лондоне 1984" Орвела говорится о нелицах (репрессированные, которых нельзя упоминать), он называет это явление - "неновость". Речь идет о новости, факте, который вдруг из всех (или почти всех) средств информации исчезает. Например, "исчез" вопрос о финансировании кампании за "импичмент" Никсона. Неновостью оказался законопроект сенатора Тауэра о предъявлении всеми конгрессменами декларации о доходах в специальную комиссию Конгресса. Неновость - многочисленные слухи о связях конгрессменов с корпорациями (в результате которых налоги корпораций уменьшились, как и доходы государства, на сотни миллионов долларов); сообщения о крупном увеличении сумм, выплачиваемых Конгрессом каждому конгрессмену, и множество других фактов. Но самая большая "неновость" (о которой возможно и Гершензон не знал) - это операция "Жертв Ялты", когда (по ялтинскому соглашению) сотни тысяч бежавших на Запад советских граждан были насильственно возвращены западными союзниками советским властям. Как бы ни оценивать степень виновности этих беженцев (там было много женщин, детей), но по стандартам западной прессы это была колоссальная сенсация: сотни тысяч (может быть, миллион) людей насильственно транспортировались, большинство было обречено на лагеря, многие - на расстрел. Было много случаев самоубийств. И вся эта сенсация была дисциплинированно замолчана западной прессой - превращена в неновость. Только лет 30 спустя история постепенно стала всплывать (главным образом, благодаря "Архипелагу ГУЛАГ" А.И.Солженицына).

И, в заключение, эффективным приемом является месть - противникам, но особенно тем, кого считают "изменником". Примеры Агню и Никсона уже упоминались. Много примеров наказания "перебежчиков" упоминается в книге Эфрон. Так, либеральный публицист Теодор Уайт в своей книге указал на явление "нового авангарда, господствующего на вершинах национальных средств информации" и "презирающего свою страну и традиции". Далее о нем говорится: "Наказание м-ра Уайта было скорым и безжалостным". Его книги, ранее встречавшие восторженный прием, были злобно атакованы почти всеми Нью-Йоркскими рецензентами. Его, старого либерала, называли "поджигателем войны", "анти-интеллектуалом", "врагом студентов" и "врагом черных". Эфрон приводит список авторов "практически изгнанных из среды либеральных интеллектуалов", когда они решились осудить насильственные акции радикалов. Она говорит о "царстве террора" в университетах против несогласных с радикалами.

Оба автора, работы которых мы использовали - Э.Эфрон и Б.Гершензон - задаются, конечно, вопросом: как же объяснить функционирование этого удивительного объекта - западных средств массовой информации? Интересно, что оба ставят и очень острый вопрос: можно ли говорить здесь о заговоре? Оба дают на него отрицательный ответ. Гершензон называет это "заразой", "эпидемией" или "политическим и философским джентльменским соглашением". Он пишет: "Инстинкты не приводят к заговору, а именно инстинкт создал этот либеральный уклон". Эфрон говорит, что обвинение в "политическом заговоре"" не удивительно, но, тем не менее - не верно. "Не существует заговора в студиях телевидения. То, что мы видим - стремление к власти".

В одной самиздатской работе я встретил (по совершенно другому поводу) неожиданный термин: "неформализованный заговор". Может быть, в связи с рассматриваемым здесь вопросом, этот термин и применим, его можно наполнить конкретным содержанием? Представим себе группу людей, действующих целенаправленно, тесно, согласованно, но не потому, что они об этом договорились, без единого штаба или центра, а на основании каких-то других координирующих механизмов. Функционирование средств информации выглядит именно так.

Для оценки их нужно иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, речь все время идет о либеральной левой ориентации средств информации. Сейчас, 25 лет спустя, может быть, это и не так, возможно, они имеют другую ориентацию (деления на левое - правое очень грубо). Но важно, что речь идет об "ориентированности", "партийности", т.е. формировании общественного мнения в одном, четко очерченном направлении - вот это явление и было зафиксировано рядом независимых наблюдателей. Во-вторых, не все деятели средств информации были охвачены такой ориентацией. Но цитированные выше авторы относят эту черту ко всем трем крупнейшим американским телекомпаниям и к крупнейшим газетам и журналам: "Нью Йорк Таймс", "Вашингтон Пост", "Тайм", "Ньюсуик" - а вес остальных, как пишет Гершензон, не сопоставим с суммарным весом этих средств информации.

Ряд авторов рисует картину очень сплоченного идейно-однородного слоя, руководящего американскими средствами информации и занимающего в американской жизни совершенно особое положение. Вице-президент Агню в уже цитировавшейся речи утверждал, что он не призывает к какой-либо форме государственной цензуры, но спрашивал - не осуществляется ли уже в телекомпаниях такая цензура "небольшой и неизбранной элитой"?. Он говорил: "Народ должен защитить себя". Бывший сотрудник Никсона, Раймонд Прайс, утверждал, что средства информации занимают в американском обществе положение "священных коров, неприкосновенных для критики, по самой простой причине - последнее слово всегда остается за ними. Они безжалостно мстят любому должностному лицу, которое неосторожно попытается упрекнуть их".("Пресса как кривое зеркало". В брошюре "Пресса и американская политика" [The Press and American Politics. Georgetown University, 1978]). А сенатор Фулбрайт отмечает их "инквизиционный стиль", выработавшуюся "психологию инквизитора" по отношению к администрации. ("Заносчивость прессы", там же).

В средствах информации господствует суровая дисциплина. Об этом свидетельствует то, как быстро единым фронтом меняется их позиция. Э.Эфрон приводит яркий факт. В период, предшествовавший речи Агню, когда атмосфера вокруг средств информации была менее напряженной, несколько обозревателей телевидения выступили в прессе с предупреждениями, отчасти напоминавшими тезисы Агню. Но всего несколько месяцев спустя, когда после его речи накал страстей поднялся, все они промолчали. "Они молчаливо согласились с официальными заявлениями, которые, как они прекрасно знали, были неправдой". Гершензон уверяет, что эта дисциплинированность быстро усваивается журналистами. "Молодой новичок в национальных органах информации быстро понимает, что допустимо, а что - нет... Что подымает его в глазах коллег и начальства, а что - понижает. Если его политические инстинкты были еще не абсолютными при поступлении, то, за небольшим числом исключений, они становятся абсолютными очень скоро". Эфрон пишет, что направление передач полностью определяется в редакциях.

Эту железную направленность западных журналистов я испытал сам и был ею поражен, когда общался с ними лет 15-20 тому назад. Они приезжали сюда точно зная все, что им надо написать, работа их состояла только в подборке примеров, иллюстрирующих заранее известную им концепцию. Обычный их вопрос был: " Поясните, пожалуйста, примерами, что современный Советский Союз сохранил основные черты дореволюционной России под другим обличьем". И какие бы я им аргументы ни приводил: сопоставление экономической или политической структуры, положение религии, отношение к идеологии или отдельные яркие примеры - ничто не производило ни малейшего впечатления. Они улыбались: "да, некоторые внешние различия есть, но в - глубине?" - и эта часть выпадала из напечатанного интервью.

Но с заговором всегда ассоциируется тайна, а средства информации работают открыто! Однако, это не совсем так. Они всячески стремятся затушевать свою роль создателей идеологии, направленность своей деятельности. Мощная дымовая завеса имеет целью скрыть эту сторону явления. Многократно повторяется, что средства информации лишь сообщают факты. "Мы репортеры и сообщаем (report) новости". Много таких высказываний собрано в книге Эфрон. Но она приводит высказывание одного теле-комментатора: "Из всех мифов журнализма, объективность - самый большой". Представители средств информации всячески сопротивляются попыткам выявить их политическую ориентацию. В той же книге приведено интервью, которое давал один из влиятельнейших обозревателей телевидения. На вопросы - либерал ли он, давался спектр уклончивых ответов: "Я не знаю, что это такое", "Вы слишком упрощаете". Также на вопрос о господстве либералов на телевидении: "А кто их считал?", "А кого считать либералом?" А три дня спустя в журнале "Ньюсуик" появились его резкие протесты против "травли либералов в средствах информации". Тут ему было ясно - что это такое.

Б.Гершензон пишет, что "анонимность" жизненно необходима для дела средств информации. Они должны прятаться за события, создавать впечатление, что являются лишь информаторами. "Их вечерний визит происходит под чужой маской, под маской нейтральности, беспристрастности, объективности". Когда по телевидению выступает президент, говорит он, мы видим его как президента, в кабинете Белого Дома, главу определенной партии, человека, отстаивающего свою, известную нам точку зрения. Но сразу за ним появляются его политические противники, не объявляющие нам своих принципов, маскирующие их под "объективную истину" или "силу фактов". Если только президент не придерживается их позиции, он всегда будет в проигрыше. "И мы оказываемся перед лицом силы, появляющейся ежедневно в самое выигрышное время и возвышающейся над любыми избранными нацией властями".

С другой стороны, никто никогда не слышал о каком-то центре, из которого управляются средства массовой информации США (или хотя бы их большая часть). Безусловно, там есть люди и группы более и менее влиятельные, но они резко не очерчены и состав их переменный. Именно такой безличный характер делает средства информации совершенно безответственными. Например, капитуляция США во вьетнамскую войну была в очень значительной степени обусловлена позицией средств информации. Несомненно, чисто материальных сил у США было достаточно, чтобы противостоять и партизанам Вьет-Конга и Северному Вьетнаму (даже учитывая всю помощь, оказывавшуюся ему СССР и Китаем). Тогда возобладало чувство, что война эта не стоит потерь, которые она приносит, да и вообще несправедлива. Теперь, кажется, общественное мнение США в этом вопросе резко изменилось. Для оценки обсуждаемого нами явления не существенно, на чьей стороне правда. Важно, однако, что ни о какой ответственности средств массовой информации речь не идет, да и идти не может. Роль каждого отдельного деятеля слишком незначительна, чтобы говорить об его ответственности, а руководящего центра (хоть в каком-то смысле) они не имеют. Так и получается, что если общество признает ошибочными меры, проведенные политическим деятелем, то страдает его карьера; если военоначальник проиграет сражение - страдает его слава; если ученый опубликует неверную работу - страдает его репутация; а если общество отрицательно оценивает какие-то действия средств массовой информации, то никто никак не страдает.

Если привлекать биологические аналогии, то средства массовой информации можно сравнить с кишечнополостными. например, с гидрой, которая осуществляет сложные действия: выбрасывает яд, парализующий жертву, захватывает ее щупальцами, проталкивает в рот, переваривает. Они имеют сеть нервных клеток, но не имеют никакого нервного центра типа головного или спинного мозга. Аналогичная форма организации групп людей и координации их действий часто встречаются в современном обществе и играет в нем очень большую роль. Ее можно было бы описать термином вроде "неформализованный союз".

Роль средств массовой информации на Западе можно лучше показать, если сопоставить их с близкой областью деятельности - рекламой. В обеих сферах применяются близкие приемы и в некоторых случаях они почти сливаются (средства информации - реклама идей). Реклама играет жизненно важную роль в экономике современного западного индустриального общества, которое может функционировать только непрерывно расширяясь. Если бы американцы сегодня ограничились приобретением того, что им необходимо для удовлетворения их потребностей (хотя бы очень широко понимаемых) - завтра вся страна была бы потрясена экономическим кризисом. Поэтому необходима реклама, стимулирующая американцев покупать новые дома, часто менять автомобили, покупать все новые приборы, компьютеры. В 1955 г. в рекламу было вложено 9 млрд. долларов, сейчас, я думаю - во много раз больше.

Техника (или бизнес) рекламы достигла принципиально нового уровня в 50-е годы, когда там стали систематически и все шире применяться исследования профессионалов-психологов. Этот поворот описан в книге В.Паккарда "Тайные увещеватели" [Vance Paccard "The Hidden Persuaders" London, 1957]. Слово "тайные" указывает на то, что исследования, определявшие развитие рекламы, были связаны с анализом подсознательных слоев человеческой психики. При помощи групповых бесед (по темам вначале и не связанным с объектами рекламы), анализа внезапных ассоциаций, применения гипноза, всевозможных тестов выяснялась подсознательная реакция возможного покупателя на предлагаемый товар. Были созданы научные институты, объединяющие социологов, психологов, психиаторов, обслуживающие бизнес. Возникла новая область и в нее были инвестированы многие миллионы долларов. Президент Американского Общества Рекламного дела назвал эту область "фабрикой мозгов". Проведенные исследования показали, что в товаре покупатель ищет некоторый "образ" - в большей степени, чем просто "потребительную стоимость". Например, автомобиль есть символ успеха, статуса, и его чисто технические качества отходят на второй план. "Машина говорит нам, кем мы являемся и кем хотим стать... Это транспортабельный символ нашей личности и положения". Вскрывая эти подсознательные мотивы, новые методы рекламы помогают найти более эффективные пути воздействия на психику покупателя. Например, 85% алкоголя потребляют 22% всех покупателей - сильно пьющие. Как удержать и расширить этот рынок? Раньше реклама делала упор на удовольствие, которое принесет "рюмочка". Ошибка! Как раз у алкоголиков такая мысль будит угрызения совести. Надо их подавить: рекламировать сурового, усталого мужчину, который имеет право на рюмку после трудного, успешного дня. Стиральную машину рекламировали, подчеркивая, что она освобождает женщине больше времени для отдыха и развлечений. Опять ошибка! Американская домашняя хозяйка хотела бы потрудиться и сэкономить для семьи. Именно этот импульс надо подавить, подчеркивая, что освободившееся время можно потратить, например, на воспитание детей. Аналогичными методами удается увеличить число пьющих женщин или парализовать у курильщиков опасения, вызванные предупреждениями врачей. Анализ поведения покупательниц в больших магазинах (использовано наблюдение скрытой камерой) показало, что они не возбуждаются, как можно было бы ожидать, но наоборот, впадают в такое же полусонное состояние как гипнотизируемые перед засыпанием. Значит, реклама, упаковка, должны гипнотизировать покупательниц - цветом, формой - как вспышка света перед глазами. Колоссальные возможности скрыты в использовании детей: в детские передачи как действующие лица вводятся рекламируемые игрушки или сладости, детям обещают подарки, если они приведут родителей в магазин. Множество таких приемов апробировано, принесло значительное увеличение выручки. Соответственно скачкообразно возросли вложения капитала в "рекламный бизнес".

В конце 50-х годов техника "психологической" рекламы стала систематически применяться в политической борьбе. Ведь собственно предвыборная кампания - это "продажа" сенатора или президента. В книге Паккарда приводится пример агенства в Калифорнии, которое провело 75 избирательных кампаний и выиграло из них 70. На вопрос журналиста, были бы они так же успешны, поддерживая противную сторону, представитель агенства ответил: "Думаю, что мы все равно выиграли бы почти все". Успех все меньше зависит от программы кандидата, а все больше от его "образа". Методы, разработанные в рекламе, прекрасно подходят для того, чтобы гипнотизировать избирателя, как раньше - покупателя. Фирма, руководившая одним собранием в предвыборной кампании Эйзенхауэра, разработала, например, сценарий на 32 стр. Были даже предусмотрены "шумы в зале". Выступления кандидата занимали меньшую часть времени. Но, например, в телепередаче была разыграна сцена, когда таксист гуляет после работы вечером со своей собакой, смотрит на светящееся окно Белого Дома и говорит с почтением: "Ты нужен нам!". Высказывалось мнение, что Эйзенхауер лучше вписывался в режиссуру и этим был обязан победе. Его противник - Стивенсон - сказал: "Сама идея, что можно продавать кандидатов на высший пост как кукурузные хлопья, является оскорблением демократического процесса".

Та же психологическая техника все шире применяется фирмами для решения их кадровых вопросов. Паккард пишет: "Значительное и все растущее количество наших индустриальных концернов (включая крупнейшие) стремятся просеивать и формировать по шаблону свой персонал, используя психиатрическую и психологическую технику". Сотрудники проходят проверку тестами, групповыми дискуссиями, их просят разыграть определенную роль. На вечере, устроенном фирмой, милый собеседник за коктейлем может оказаться специально приглашенным психологом (а не идти на вечер - "не социабельно"). Внимание обращают и на жен , семью. Цель - выяснить способность "сотрудничать в группе", признание авторитета вышестоящих. "Ответственный сотрудник должен быть полностью сосредоточен на своем деле, даже его сексуальная активность должна отойти на второе место". Полученные данные определяют продвижение по работе: человек может и не подозревать, а в его досье уже лежит заключение "никакое повышение невозможно".

Вся подобная деятельность называется "социальной инженерией". Один эксперт определил ее цель как "постепенную перестройку человеческого сознания, одной части за другой, одной его структуры за другой". "Речь идет об изменении поведения людей не путем рациональных рассуждений и не через законы, но путем манипулирования их сознанием" - пишет другой специалист. Эти принципы имеют далеко идущие последствия. На Конференции по Электронике в Чикаго в 1956г. один докладчик сказал: "Самолетами, ракетами и механизмами мы уже умеем управлять при помощи электронных приборов. Это возможно и по отношению к человеческому мозгу... Через несколько месяцев после рождения хирург может вложить в череп каждого ребенка электроды... Восприятия и мускульная активность ребенка могут быть видоизменены или полностью контролируемы биоэлектрическими сигналами".

Эти примеры показывают, что средства массовой информации современного общества являются частью гораздо большей сферы жизни, включающей также рекламу, политическую жизнь, психологический контроль. Это - манипулирование сознанием в самом широком смысле. Иногда высказывается, а чаще невысказано принимается следующая концепция. Образ жизни современного западного общества является тем естественным состоянием, при котором желания и жизненные цели различных людей приходят в равновесие, если только их не подвергать внешнему давлению - подобно тому, как горошины, насыпанные в банку, сами примут наиболее экономное расположение, если банку потрясти. По-видимому, это совершенно неверно. Для функционирования современного индустриального общества его граждане необходимо должны все время находиться под действием ряда мощных сил, поддерживающих структуры этого общества: экономических, психологических, социальных. Одной из таких сил являются и средства массовой информации.

Модель вторая: западное вещание на СССР ("Голоса").

Выше говорилось о поразительном явлении: необыкновенно единообразной ориентации наших средств массовой информации, в этом отношении уже вполне освоивших западные образцы.

И тем не менее, не все наши средства информации вполне единомысленны. Хотя и ничтожно меньшая их часть, но все же высказывает иную систему взглядов, - правда, также весьма единообразную. Такая поляризация - несчастье наших средств информации: взгляды обеих групп огрубляются, они ввязываются в полемику, которая под конец ничего не проясняет, становится самоцелью. Но все-таки этот болезненный "плюрализм", отражает, хоть и искаженно, принципиальные различия взглядов. "Противники" не могут совсем игнорировать того, что находятся в одной сильно расшатанной лодке, из которой бежать некуда (по крайней мере большинству). Как ни отталкивают от себя в полемике аргументы оппонента, какая-то часть их все же воспринимается и корректирует собственные взгляды. Все же это лучше полного единогласия. Однако в средствах массовой информации, влияющих на нашу жизнь, есть одна мощная группа, полностью исключенная даже из этого "плюрализма", необсуждаемая и некритикуемая. О ней и будет дальше речь.

Я имею в виду иностранные радиостанции, вещающие на СССР. Теперь, после отмены глушения, они проникают в самые далекие медвежьи углы и стали одним из наиболее влиятельных "средств" среди всех средств массовой информации. В период глушения в нашей прессе иногда появлялось какое-то нечленораздельное и никого не убеждавшее бормотание об "идеологической диверсии". Теперь же вообще настало гробовое молчание. Почему сейчас так пассивны в этом вопросе наши средства информации, обычно столь склонные к полемике? Одна из причин несомненно в том, что основные точки зрения русскоязычных западных передач и подавляющей части советских средств массовой информации совпадают - почвы для полемики нет.

Еще лет 10 назад, прорываясь сквозь глушение, русские передачи западного радио приносили несомненную большую пользу. Они несли другие точки зрения, факты, другую пропаганду. Например, только из них многие могли узнать о произведениях А.Солженицына. Да и просто наличие другой позиции уже давало пищу мысли. И сейчас ценны их религиозные передачи, особенно для областей, где очень мало (или совсем нет) храмов. Я сам видел на Карпатах, как крестьяне-униаты включали приемник и отстаивали на коленях службу, передаваемую из Ватикана. Раньше полезны были передачи о нашей послереволюционной истории, хотя они были всегда очень осторожны, оставляя в тени более острые события - вроде расстрелов в Новочеркасске. Теперь же они и по полноте и по яркости далеко отстают от нашей прессы.

Штампы, свойственные западным средствам информации (такие как "СССР - старая Россия в новом обличье"), проявляются здесь во всей широте. Самые примитивные лозунги внедряются гипнотически - путем повторения, без аргументов. Например, "СССР - последняя колониальная империя" (и конечно, с торжеством: "распад", "дезинтеграция", "конец" империи). И при всем прокламируемом плюрализме ни разу не слышал, чтобы кто-то - не оспорил - а хоть попросил объяснить: а) почему колониальная? б) почему последняя? Поскольку "империя" многократно, постоянно соединяется с "русификацией", "русским великодержавным шовинизмом", то ясно, что "колониальная империя" - русская. Но что за странная империя, где ежегодно из "метрополии" в "колонии" перекачиваются десятки миллиардов рублей и "метрополия" обескровлена до обнищания! Где, при поступлении на работу, русский не имеет никаких преимуществ перед грузином, армянином или таджиком, где смешанные браки никем не осуждаются! И, наконец, "империя", создававшаяся под непрерывные окрики по адресу "великодержавного русского шовинизма". Ну хорошо, пусть "империя" - но почему последняя? Почему не является тогда "колониальной империей" - Китай или Индия (где, например, представители бунтующего нацменьшинства недавно убили премьера), наконец, даже - Грузия? И такими, не выдерживающими элементарного логического анализа штампами перегружены передачи западных радиостанций.

Конечно, интересны и передачи в самом стандартном, не политизированном стиле о жизни, культуре других стран, тем более, что сведения о них были (да и остаются) не полными и односторонними. Но вот здесь положение несколько странное. Каждый был бы рад узнать о новых произведениях западных писателей, композиторов - да и о классиках - побольше! И, например, "Голос Америки" не сомневается в нашем интересе к западной культуре - только эту культуру он понимает как-то неожиданно и специфически. Например: "Советская молодежь стастно стремится к западной культуре, во всем диапазоне - от поп-музыки до джинсов". Я уверен, что это всего лишь диапазон культуры редакции радиостанции, а не всего Запада - и тем более не интересов нашей молодежи. Но мы слышим, например, о пьесе, имеющей колоссальный успех на Бродвее, "где удалось соединить легенду о докторе Фаусте с любимой американской игрой бейсбол" или о балете в воде "XX век", где каждое десятилетие представлено модными тогда танцами и костюмами, причем особенной удачей оказались 20-е годы с "чарльстоном в воде". Подобная дремучая дикость идет под названием "Культурная (!) жизнь Нью Йорка" и передается в тоне нескрываемого превосходства "сверху - вниз" - для России!

Передачи о западной культуре, которые должны бы стать самыми ценными - за редкими исключениями вызывают тоскливое недоумение. Как и вообще в западных средствах информации, никакое течение не подвергается полному запрету, но плюрализм соблюдается по известному рецепту паштета из рябчиков с добавлением конины: "одна лошадь - один рябчик". И лучшие, тогда неизвестные у нас, произведения советских или эмигрировавших авторов тонули в массе серой, но принадлежащей "своему" направлению эмигрантской продукции.

В чем же дело? Ведь в США, Англии, ФРГ несомненно есть множество квалифицированных журналистов, славистов, советологов, они могли бы работать на совсем другом уровне! Одну из причин можно видеть в том, что русские редакции западного радио пополняются в значительной степени не коренными жителями западных стран, а эмигрантами из СССР. Например, фамилии многих деятелей русской редакции Би Би Си лет 20 назад я слышал здесь, как жителей СССР - причем речь идет не о дикторах, а о тех, о ком говорят: "передачу подготовил" (или "подготовила"). С этим, вероятно, связано и то, что западное вещание, охотно (и часто справедливо) обвиняющее наши средства информации в обезличенности, казенности, не стремится внести личного, человеческого элемента в свои передачи: было бы так естественно рассказать, из кого состоит редакция, сообщить биографии ее сотрудников... А эмигрантам - действительно откуда хорошо узнать, тонко почувствовать культуру страны, в которую они сравнительно недавно прибыли? И их отношение к стране, которую они покинули, обычно весьма специфично и связано с глубокими эмициональными пластами психики. Редко из страны уезжают, когда довольны своей жизнью там, а чувство неудовлетворенности этой жизнью часто вызывает и особую оценку страны, даже всего народа, его истории. В результате оказывается, что вещающие по-русски западные радиостанции отражают не точки зрения, наиболее распространенные в их странах, даже не типичные взгляды средств информации этих стран, а, в значительной степени, взгляды и психологию эмиграции.

Непропорциональное влияние эмигрантов сильно искажает работу вещающих по-русски западных радиостанций. Но есть одна особенная радиостанция, деятельность которой полностью направляется эмигрантами - она носит многообещающее название "Свобода". В начале передач сообщается, что радиостанция финансируется Конгрессом США. Это можно заметить и по ее передачам: если по "Голосу Америки" можно услышать о каких-то существующих в США трудностях: в образовании, в связи с преступностью или наркоманией, то по "Свободе" США предстает абсолютным идеалом (даже и неправдоподобным), - обществом всеобщего счастья.

Но не в ее утрированпной проамериканской ориентированности главная особенность станции "Свобода". А в том, что о нашей стране она говорит: "у нас", обращается как бы от имени какой-то группы людей, связанных со страной. Так что это и не совсем радиостанция эмигрантов, они-то в своем большинстве стремятся ассимилироваться в стране, куда прибыли, жить ее интересами. А скорее радиостанция беженцев с оттенком "правительства в изгнании", как не раз бывало во время войны. И дух ее передач вполне соответствует такой интерпретации.

В свое время в газете "Литературная Россия" (ь42, 20 окт.1989) работе радиостанции "Свобода" была посвящена яркая статья одно время сотрудничавшего с ней публициста из ФРГ М.Назарова. Вопрос кажется мне очень важным и я хочу продолжить здесь его обсуждение. Все двадцать четыре часа суток вещает по-русски радиостанция "Свобода" и слышна по всей стране. Передачи ее предельно политизированы (вне сравнения с другими западными радиостанциями). Я много ее слушал, записывал наиболее поразившие высказывания и у меня сложилось убеждение, что главное содержание передач - подборка фактов, внедрение настроений, так или иначе способствующих развалу, распаду нашей страны. Как сверхмощный усилитель такая радиостанция превращает единичный факт в грандиозное массовое явление. Например, человек в Иркутске или Томске звонит по телефону в Мюнхен ("наш корреспондент из Томска сообщает"): "Масло вывозят из Сибири, не отдадим наше масло!" А люди в Красноярске или Омске, у которых и правда дети не видят масла, наливаются злобой - ведь не поедут же они проверять, что в Вологде нет масла - ни "вологодского", ни какого другого.

Не удивительно, что дух агрессивного сепаратизма, разжигания противо-русских страстей клубится над передачами. Так, в передаче о митинге в Киеве, посвященном памяти жертв сталинизма (5 марта 1989г.), подробно изложена речь одного из участников, утверждавшего, что одна из сил "запустивших машину террора" - "это эгоистическая национальная сила русского великодержавного шовинизма". В другой передаче П.Вайль излагает такую точку зрения: голод 32-го - 33-го годов был "актом геноцида против украинского народа", "не только следствием политики коллективизации". (Как объяснить тогда голод тех же лет в Поволжье?) В интервью с В.Коротичем рассказывается о советах последнего по "украинизации" в таком духе: "на данном этапе элемент директивности неизбежен". В сообщении о митинге в Киеве говорится лишь о выступлениях с призывами к отделению Украины. После протестов киевской газеты радиостанция оправдывается: действительное положение вещей было не извращено, а "лишь представлено не во всей полноте".

Поэт Н.Коржавин призывает население Прибалтики к сдержанности и осторожности в своих требованиях: "если после того, как вы добьетесь своего, все рухнет, и всех задавит"..."Дело пахнет кровью и хаосом". (Теперь мы видим эту кровь в Заказказье). Но В.Белоцерковский его обрывает: это "плач по империи". "Но - перефразируя слова Коржавина - главное, чтобы империя стояла, а там хоть трава не расти. Так получается". (Открыт новый плодотворный прием: "перефразируя", "так получается" - очень широкий спектр выводов можно сделать). Да и удивительна ли такая позиция, если Малинкович, ведущий на "Свободе" программу "Советский Союз и национальный вопрос", в то же время - главный редактор журнала "Форум", финансируемого группой украинских сепаратистов, и сам отражает в журнале такие же взгляды?

Когда в Эстонии бастовали русскоязычные, а на самом деле украинские и белорусские рабочие, протестуя против дискриминирующего их избирательного закона, "Свобода" объясняла эти забастовки происками Москвы. Ну совершенно, как в свое время в наших газетах А.Солженицына и А.Сахарова называли агентами ЦРУ.

Много есть темных сторон в нашей жизни. Но если составить себе представление о ней по передачам "Свободы", то окажется, что в ней вообще нет ничего другого. Возникает фантастический образ народа, живущего жизнью без единого светлого проблеска: в условиях бесправия, угнетения, нищеты, недоедания, дикости, озлобления, жестокости. Не понятно только, почему все жители этой страны не удавились? Одним словом, точная копия той картины западной жизни, которую еще недавно можно было получить из нашей прессы.

В разрушительном порыве, вдохновляющем руководителей радиостанции "Свобода", чувствуется глубокая эмоциональная вовлеченность, нечто, давно выраженное словами:

Как сладостно Отчизну ненавидеть
И жадно ждать ее уничтоженья.

Официальная позиция редакции "Свободы" - что они идейные противники коммунистического однопартийного режима в нашей стране. Но в накале их чувств проглядывает ненависть, как говорил Достоевский, "натуральная, физическая" - "за климат, за поля, за леса..." Это подтверждается и тем, что есть объект их неприязни, который не встречает снисхождения совершенно независимо от общественного строя: ни до, ни после 1917 года - русский народ, Россия. Мы видели, например, как вину за террор, коллективизацию, голод стремятся переложить на русских. Под суд попадает даже вся русская культура. В серии передач "Русская идея" лектор-философ ставит вопрос смело, глобально: "можно ли считать русскую культуру высокоразвитой, если она насквозь литературоцентрична?" Конечно, ответ - отрицательный. Это культура "ориентирует жизнь на литературный миф". "Что проповедовали славянофилы, а за ними и классики русской литературы? антиисторизм" (от "Войны и мира" до "Красного колеса"?); "нелюбовь к политике, к формально-легалистическим определениям общественной жизни" - а классики какой литературы их любили? - Бальзак, Диккенс? И последний гвоздь в гроб: "пренебрежение к отдельной личности, вырванной из контекста вот этой хоровой жизни - отрицание за личностью самого права искать истину". Вот этим "пренебрежением к отдельной личности" очевидно и рождены Акакий Акакиевич, Мармеладов, Анна Каренина, Иван Денисович и Иван Африканыч... А Пьер, Левин, Раскольников, Иван Карамазов - действительно, какая другая литература убедительнее "отрицала само право искать истину"? и какие эмоции должны так застилать глаза, чтобы подобное выговорить? Но автор идет и дальше вглубь, литература для него лишь проявление сознания народа: "русское сознание в принципе (!) идеалистично и утопично".

Не удивительно, что "русский великодержавный шовинизм" - враг, с которым постоянно борется радиостанция. Но если вспомнить, как с ним боролся Сталин (в его докладах с Х по ХVI партсъезд), как Зиновьев и Яковлев призывали "подрезать его головку", "прижигать каленым железом", то возникает сомнение в том, что антисталинизм или даже антикоммунизм является основной позицией редакции. Тем более, что этот "шовинизм" они обнаруживают при всех политических режимах в нашей стране. Например, А.Синявский прочел цикл из трех (!) докладов об этом опаснейшем явлении и для начала познакомил слушателей с ним на примере событий, относящихся к 1885 году. Дальше, каким-то загадочным образом, одновременно с уничтожением русской деревни и православной церкви, с унижением национальной истории и культуры - "национальное русское чувство приобрело характер русского мессианства". "Возникает чувство своего невероятного национального превосходства, подчас основанное, как это ни странно, на неосознанном чувстве собственной неполноценности". Тут нельзя не согласиться - действительно, очень странно! Опять это - глубинное свойство русского характера: "одна из особенностей русского национального характера это способность удовлетворяться единственно тем, что он русский (значит - хороший!) И, соответственно, его подозрительность к другим народам, которая находит выход в национальной нетерпимости, вплоть до ксенофобии". "К этому прибавляется еще одно чувство - зависть". Поразительно, что корень зла чисто расовый: "глубинная черта русского национального характера" - не временные исторические причины, особенности политического уклада, экономика... Тут нет надежд на изменение к лучшему. И дальше (далеко не у одного Синявского) на все лады - излюбленный сейчас прием: кто смеет говорить о судьбе русских, тот фашист. Тут и любимый Синявским "православный фашизм", и "обретающая все более явственные фашистские очертания "новая русская правая" (Янов-Матусевич), и "смрадные черносотенные издания и авторы, воинствующий шовинизм, народоненавистническое подстрекательство" (Матусевич). Как уверяет Синявский, "идея русского национального превосходства не имеет никаких ограничений. Носители ее пользуются почти что дипломатическим иммунитетом и поощряема во всех формах общественной жизни". Это можно легко проверить, например, по основным телевизионным программам: "Взгляд", "5-е колесо" и т.д. Неужели это "фашисты" пользуются там "дипломатическим иммунитетом"? Одна радиостанция "Свобода" жертвенно сражается и с православным, и с русским фашизмом. Там мы можем услышать, что "русским быть трудно", как впрочем, трудно быть и взрослым. "А пора бы" (Хенкина) - т.е. русские не взрослые. И изложение совершенно бредовой английской статьи, с сочувствием цитирующей М.Н.Покровского - " Мы, русские, были величайшими разбойниками на земле", аппелирующей к его концепции, о которой, казалось бы уже давно все стыдятся всерьез говорить. Но более того, "празднества по поводу 1000-летия крещения Руси - возврат к сталинизму", "традиционный русский национализм опять вошел в моду".

После этого уже естественно услышать заявление главы русской редакции В.Матусевича, что "половина населения этой страны нерусские, и говорить о патриотизме русском в такой стране просто бессовестно, безнравственно". (Нравственно ли говорить о партиотизме грузинском или латышском? - остается неясным). Но и более того, в письме сотрудницы радиостанции в газету "Русская жизнь" (Сан-Франциско) сообщается, что на одном совещании Матусевич указал: "наши передачи ведутся не для русского народа, а для советского - на русском языке".

Отношение к русским как бы персонифицируется в отношении к русским писателям. Для радиостанции "Свобода" писатели "деревенщики" - видимое воплощение их противника: того "русского патриотизма", о котором "говорить бессовестно". Матусевич говорит об опасном влиянии Астафьева, Белова, Распутина на Михаила Горбачева - "тревожном росте влияния реакционно-шовинистической группы российских литераторов". Коротич в интервью - что Астафьев и Распутин "перестали заниматься писательством и начали заниматься говорительством". Опять Матусевич о Распутине: "Куда как знакомые аргументы! Насквозь протухшие! Отменно низменные".

В.Солоухину не прекращают напоминать (главным образом, Матусевич), как он виноват тем, что некогда участвовал в кампании против Пастернака. Но, в то же время, "неучастие в пропагандных кампаниях застойной поры не делает нынешнее мракобесие распутиных и куняевых более привлекательным, более нравственным" (тот же Матусевич). Белоцерковский слова Белова: "надо работать с ответственностью" перетолковывает: "то бишь с бдительностью". Сообщает, о чем хотел бы (по его мнению) сказать Белов, но не посмел - причем это целая программа! И подводит итог: "Чудовищные и в то же время жалкие потуги!" - При том, что Белов ни одного слова из того, что так возмущает Белоцерковского, не говорил.

В специальной передаче, посвященной Белову, Матусевич осуждает (вернее проклинает) его за взгляды его героев - прием прокурора на процессе Даниэля и Синявского. "Василий Иванович Белов лжет постоянно, настойчиво, расчетливо". Это, по-видимому, из-за очевидной оговорки: раз в 100 преувеличенном числе больных СПИДом детей в США (когда президент Рейган оговорился, спутав на пресс-конференции Вьетнам с Таиландом, все только посмеялись). И под конец просто уж завывание: "лад - ложь, ложь - лад". Откуда такая ненависть к деревенскому, крестьянскому "Ладу"? Ведь Матусевич, наверно, той деревенской жизни и не видел, и узнать ее не мог, а вот почему-то возненавидел.

Дух агрессивной нетерпимости, господствующий в передачах радиостанции "Свобода", виден и в тех сообщениях о ее работе, которые встречаются в западной русскоязычной прессе. Любые намеки на антирусскую линию редакции сразу - ответным ударом - превращаются в "антисемитизм" или "фашизм". В.Белоцерковский докладывает американскому начальству: "венец разгула нацистских настроений на Р.С.", "погромная листовка", "антисемитская кампания". (По газете "Наша страна"). "Опасно клеветнические документы", "явно антисемитские высказывания г. Оганесяна". Оформлено это так, как в свое время, вероятно, оформлялись "сигналы бдительных граждан": "Кому - Г.Рональдсу. От: Рахиль Федосеевой". (В эфире тот же персонаж представляется иначе: "Ведет передачу Аля Федосеева". Можно понять, зачем нужны псевдонимы и клички в подпольной партии, уголовной шайке. Но зачем они на радиостанции "Свобода"?) Целое следствие было налажено в связи с передачей Л.Лосева "Заметки при чтении "Августа 1914" Александра Солженицына" (описано в журнале "Литературный курьер"). Авторы (передачи и романа) не скрыли того, что убийца Столыпина - еврей, и этого было достаточно для "докладных записок" с обвинениями в "пропаганде расовой ненависти", "крайнего антисемитизма" (Лев Ройтман, Вадим Белоцерковский). Автор передачи упоминает "Протоколы сионских мудрецов", называя их гнусной антисемитской фальшивкой. Но по мнению Белоцерковского - это лишь "циничная уловка". Оправдываясь, Лосев должен был доказывать, что он сам - еврей, приводить свидетельства других евреев, что передача - не антисемитская. Так обстоит дело со свободой на "Свободе".

Вся работа радистанции "Cвобода" направлена на то, чтобы внушить жителям нашей страны чувства безнадежности и обреченности, способствовать ее развалу. Такая работа имела бы смысл лишь по отношению к вражеской стране во время войны или хотя бы в преддверии войны. Это и есть война, которую некоторый слой 3-й эмиграции ведет против нашей страны мощными современными средствами воздействия на массовое сознание. Уже не раз на это странное явление обращали внимание. В письме нескольких авторов из СССР, опубликованном в парижской газете "Русская мысль", говорится о тенденциях в программах радиостанции "Свобода", которые "объективно способствуют разжиганию национальной розни". Один из руководящих редакторов радиостанции "Свобода" - В.Белоцерковский - цитирует интервью А.И.Солженицына: "работа русской секции "Свободы" уже доведена до вырождения, настолько плоха, что если еще продолжать в том же направлении, то лучше ее вообще упразднить". Именно в том же направлении редакция и продолжала, так что совет сохраняет актуальность. Мне представляется, что это и есть единственный разумный выход.

Передачи радиостанции "Свобода", финансируемые (как это ежедневно повторяется) Конгрессом США, создают у советских слушателей представление, что американская администрация занимает позицию врага, почти воюющей стороны по отношению к нашей стране. А в последнее время - что она пользуется трудностями, вызываемыми реформами, чтобы разрушить страну, что это ее стратегия в "холодной войне". Такое представление может вызвать опасения по поводу разумности проведения реформ в столь опасной международной обстановке, затормозить весь процесс. Может создать представление о США и американском народе - как враге. Война, которую ведет радиостанция "Свобода", может быть понята как война американского народа. В этом не заинтересованы ни советский, ни америконский народ, на деньги которого вся эта деятельность осуществляется.

Ряд советских граждан, будучи за границей, пользуются приглашением радиостанции "Свобода" и выступают в ее передачах. Как мне кажется, по большей части это связано с недостаточной осведомленностью о работе этой радиостанции. Я призываю своих соотечественников познакомиться с работой радиостанции "Свобода" поближе и составить себе представление: является ли она "рукопожатной" радиостанцией, можно ли с ней сотрудничать? Или логичнее использовать все возможности (например, пребывание в США), чтобы разъяснить американской общественности, какой вред приносит эта станция, создавая искусственный раскол между нашими народами?

Из рассмотренных примеров случай радиостанции "Свобода" - самый понятный, здесь механизм функционирования ясно виден. Это вещание возникло от приложения двух сил: дитя, зачатое Конгрессом США в лоне 3-ей волны эмиграции. Финансовые возможности США соединились с бурными эмоциями той части "Малого народа" нашей страны, которая оказалась в эмиграции - а таким образом получила и работу. "Свобода" вещала и до 3-ей эмиграции, но характер ее передач был иной. Новые эмигранты, принятые на работу сначала в небольшом количестве, повели атаку на старых сотрудников. Пошли в ход обвинения в "фашизме", "антисемитизме", по последнему пункту были даже возбуждены дела в суде. Дела в суде не выиграли, но провести "чистку" редакции удалось.

С тех пор передачи приняли строго идеологизированный характер, о котором можно судить по приведенным выше отрывкам. Слушая их, я задумывался - что же это за радиостанция? Есть "немецкая волна", "Голос Америки", "Голос Израиля" - а это чей голос? И вдруг понял, что ответ очевиден - это "Голос Малого народа", нашего "Малого народа", но вещающий из Мюнхена. Сейчас, это особенно ясно видно. Например, в связи с выборами, радиостанция выступает как орган вполне определенной партии (вот и говори тут о "равных возможностях для кандидатов"). Она пропагандирует программу этой партии, ее кандидатов, сообщает с торжеством об их успехах на выборах, ругает их соперников. Иногда об исходе выборов раньше можно узнать из передачи "Свобода", чем из нашей прессы. Да и сотрудниками, видимо, являются представители нашего "Малого народа", пасшиеся до эмиграции на нивах идеологии. И нет поэтому ничего удивительного в том, что передачи продолжают стиль кампаний против Пастернака, Сахарова, Солженицына, воспроизводят дух процесса над Даниэлем и Синявским.. В те годы, когда все это писалось в наших газетах, ряд будущих руководящих сотрудников "Свободы" сотрудничал еще в них: главный редактор В.Матусевич - в "Комсомольской правде", В.Белоцерковский - в "Литературной газете". Некоторые их высказывания - красочны даже для того времени. У радиостанции "Свобода" есть серия передач: "Поверх барьеров". Кажется, что именно так, поверх всех барьеров, распространяется одна идеология и даже один стиль языка: от казенных агитаторов брежневских времен - до редакторов "Свободы".

Отсюда же идет и нутряная ненависть к деревне, мужику, отразившаяся, например, в проклятиях "Ладу", переходящих в истерику. И это течет "поверх барьеров": сразу же после публикации "Лада" автор журнала "Коммунист" обвинил его в "антиисторизме", "патриархальщине". Правда, здесь же осуждается и опасная "реакционность бердяевых". (Это еще не успевший перестроиться Ю.Афанасьев.)

Передачи "Свободы" ценны тем, что в концентрированном, часто утрированном виде передают эмоции и импульсы, которые в разжиженной, ослабленной форме, рассеяны тут и там по нашим средствам информации. Маячит идеал: унизить, втоптать в грязь культуру и национальное самосознание народа; расчленить страну по возможности на мелкие части; подчинить ее иноземному контролю - чтобы ни народ этот, ни страна уже никогда не поднялись.Мягко добиться того, что не удалось грубому Гитлеру.

Западные же средства массовой информации указывают то направление, в котором с очень большой скоростью движутся наши. Это один из вариантов нашего будущего, весьма вероятный - и тем для нас драгоценный, как урок. Сейчас уже те и другие чрезвычайно похожи. Например, нападки американских радикалов (через средства информации) на администрацию во время вьетнамского кризиса явно выходили за пределы осуждения этой конкретной войны: возмущение вызывало то, что американцы смеют считать себя великой нацией, имеющей миссию в мире - вариант окрика об "имперском мышлении" столь популярного сейчас у нас. Гершензон писал: "Посмотрите на фильмы, высмеивающие правительство. Их много. А фильмы, оценивающие его положительно? Их мало или совсем нет. Посмотрите на фильмы, высмеивающие полицию. Их много. А фильмы, оценивающие ее положительно? Их мало или совсем нет. Посмотрите на фильмы, осуждающие американское общество. Их много. А фильмы, оценивающие его положительно? Их мало или совсем нет... Соединенные Штаты были отрицательно изображены в серьезных фильмах 70-х г.г.". Эфрон приводит слова нескольких обозревателей: "Серьезные, работающие, не стремящиеся к беспорядкам люди - это "забытые люди" телевидения. На экране вы их не увидите". "На телевидении мы даем публике полностью негативную картину жизни - и столь яркую, что она уродует их мораль, подавляя их отчаянием". "Я знаю, что это искажение травмировало людей. Оно травмирует и пугает меня. Часто я задумываюсь: неужели все, что я люблю, умирает?" Кажется, что им не хватает одного, найденного у нас термина - "чернуха" - чтобы выразить свою мысль коротко.

Средства информации, указывая людям, что важно, а чем следует пренебречь; что хорошо, а что плохо, оказывают влияние того же масштаба, что некогда - Церковь. Но совершенно иное по духу. В Православной Церкви до XVII в. даже церковная проповедь считалась слишком безличной, принималось лишь воздействие от сердца к сердцу: от духовного отца - к сыну. Сила же средств информации справедливо называется массовой: каждое ее проявление имеет целью охватить как можно больше людей, в идеале - всех. Поэтому она обращается к сторонам психики, общим всем людям, стимулирует эти свойства и подавляет индивидуальность, своеобразие людей. На Западе не раз сравнивали действие средств массовой информации с манипулированием павловской собакой, желудочный сок которой выделяется по звонку. Такое принижение индивидуальности называют ментицидом - убийством мысли, по аналогии с геноцидом - убийством нации. Для человечества здесь возникает угроза не меньшая, чем атомная война или экологический кризис.

С такой опасностью сталкивается сейчас наше общество. И она спрятана глубже, таит в себе потенциально больше губительных возможностей, чем было в подконтрольной, монотонной, неумной пропаганде прошлых лет - тонкое проникновение в глубины сознания, на которое способны современные средства массовой информации можно из нашего прошлого опыта сравнить разве лишь со злоупотреблениями психиатрией в репрессивных целях. Но эта внезапно возникшая опасность есть плата за неожиданный дар судьбы: за то, что упали внешние путы, связывавшие нашу мысль. Задача в том и заключается, чтобы, не утратив это благо, избежать опасностей, которые оно несет и которые, на примере Запада, отчетливо видны.

В руках нашего общества неожиданно оказалась колоссальная сила. Те, кто могут бесконтрольно оперировать ею, становятся истинными хозяевами жизни. Что нам за радость - менять один идеологический контроль на другой, менять хозяев наших мозгов и душ? Разве обязательно нам становиться подданными - рабами этой "Шестой монархии"? Как раз сейчас, когда жизнь сдвинулась с места, еще пластична и не отлилась в четкие формы, есть шанс найти выход: соединить свободу выражения мысли со свободой от информационного манипулирования.

С гениальной прозорливостью мучительный для нашего века вопрос был предугадан, когда еще все "средства массовой информации" сводились лишь к типографскому станку и тиражи измерялись не миллионами, а тысячами:

"Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографского снаряда...

Мысль! великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом."

Какие же условия налагает сейчас общество на средства массовой информации? Как добиться их соблюдения? На эти вопросы мы должны найти ответы. Как, впрочем, и все современное человечество.

Впервые напечатано в журнале "Наш современник", № 8, 1990г.

содержание   наверх   далее